а Димка слушал меня вполуха, устало щурился на закат, я собирала остатки духа, шепча "люблю"... он ничейный брат, он забытый сын, кому-то город, кому - трущобы, он был всегда для меня один, он был всегда, непременно. чтобы в колени падать, дышать в плечо, прощаться скомканно у маршрутки... и вот мне стало так горячо, что впору плавиться.
третьи сутки сидим на выцветшем покрывале, и Димка комкает рукава. я говорю ему - Дима, мы крепче стали. он отвечает - Дашка, не трать слова.и обнимает меня, качаясь, и треплет волосы на затылке, я наливаю по третьей чаю, хотя пора б по второй бутылке.и ночь встает в полный рост над домом, и собираются в стаи птицы... мне на плече сотни дней знакомом спокойно, красочно, тихо спится.
и если есть где-то счастье счастий, то это Димка, смотрящий сонно и обладающий странной властью сказать без слов, потому что комом слова застряли в охрипшей глотке, отравленной сигаретным ядом. и во всех окнах моей высотки мы отражаемся - вот он рядом, синхронно двигаемся и дышим, и в унисон каждый новый отзвук. он шепчет на ухо - Дашка, слышишь... ты слышишь, как все легко и просто?
мы так созвучны, и в двухголосье мы выливаемся на бумагу. и если кто-то когда-то спросит, не объясню, почему так надо, зачем мне видеть его руками, зачем мне помнить его улыбки. и я сижу и пою стихами с остервенением первой скрипки, и солнце вновь восстает из пепла, и новый день обещает счастье.
-для нас с тобой мало жизни целой...
-ты обещай стать хотя бы частью.